Найдорф М.И. ИСКУССТВО БЕЗ НАС
Заметка была опубликована в 1997 году в газете «Одесские деловые новости – «OBN»

Что считать искусством вопрос в наше время не простой. Однажды я слышал, как диктор телевидения, комментировавший за рубежное авиа-шоу называл пилотов-фигуристов артистами, а их трюки искусством "неповторимым по замыслу и недосягаемым по мастерству исполнения". Еще в начале века такие выражения были "зарезервированы" для разговоров о полотнах Рембрандта, о выдающихся исполнениях, скажем, роли Гамлета или сонаты Бетховена. Однако, в современной лексике термины искусства легко употребляются вне его. Футбольные комментаторы говорят "автор гола", "квартет защитников" и "сольный проход" нападающего к воротам. В шахматах есть "композиции" и их "композиторы".

И само искусство теряет четкость границ. Замыслы хореографа известны сегодняшней публике скорее воплощенными в "конкурсах красоты" и в фигурном катании, нежели в балетном театре. Композитора – в телефильме, а не в симфонии. Многие художественные таланты ищут сегодня своих путей не в живописи, а в компьютерной графике для рекламы.

Как-то я предъявил взрослой аудитории рекламный плакат французской парфюмерной фирмы с журнальной страницы и спросил, что перед ними: произведение искусства или нет. Мнения разделились почти поровну. То есть сегодня без риска быть осмеянным можно назвать искусством все то, что создано человеком, но что не может быть практически и непосредственно употреблено в дело. Так, по крайней мере, недавно объяснил свое понимание ситуации довольно известный одесский художник-авангардист. То есть, банка пива у вас в руках не произведение искусства, но та же пивная банка, изображенная художником на полотне или помещенная на специальной подставочке в музейном зале, автоматически при обретет статус художественной "вещи", произведения искусства. Просто, доступно и демократично.

С тех пор как американский художник Энди Уорхол порадовал публику тем, что выставил картины, изображающие банку супа "Кэмпбелл" и банку пива "Балантайн", прошли уже десятилетия, и споры об этой доступной пониманию живописи давно отгремели. Шли они, в сущности, о допустимости происходившего. Теперь то, чего опасались некоторые спорщики, уже произошло вокруг нас и в нашем сознании. Ремесло гримера смешалось с "искусством визажиста", журнальный фотограф остался единственным для нас художником, и мы одинаково почтительно именуем "романами" "Буранный полустанок" Чингиза Айтматова и розовосиропную "Сладкую боль", чтение для бессонницы некоего автора, скрытого под именем Сандры Браун.

В этом смешении дорогого и дешевого, серьезного и легкомысленного, подлинного и притворного выигрывает то, что дешевле, доступнее и проще. Местные радиостанции всего мира передают почти исключительно развлекательную музыку. Рекламодатели, надо думать, находят тех, кто готов "купить", заказать", "посетить", прежде всего среди любителей nonstop пританцовывающих песенок вперемежку с болтливыми вставками легкомысленных дикторов. Не знаю, означает ли это, что люди, склонные к более серьезной музыке, у нас настолько бедны, что к ним нет смысла обращаться, но вкусам этого меньшинства радио не отвечает. На Западе в эфире крупных городов вы всегда найдете радиостанцию, транслирующую классику.

Выпускники школ, приехавшие из небольших городков, уже включают в картину городской жизни в качестве ее важных элементов бары и казино. Выпускники одесских школ полушутя-полусерьезно предлагают считать предметом гордости одесситов "рынок на 7-м километре". Но я не встречал пока тех, для кого важно сознавать, что в Одессе хранятся картины Караваджо и Хальса. Дело, конечно, не в детях, а во взрослых, чьи взгляды они воспроизводят. Вот почему пародию на известный в прошлом лозунг – "Важнейшим из искусств для нас является казино" я считаю самой символичной шуткой этого года.

Киевский журнал "Office" летом прошлого года вышел с обложкой, на которой на фоне благополучного современного города изображен рояль с поднятым крылом и пюпитром, но закрытой крышкой, на которой лежит клавиатура компьютера. Я пишу эти строки на такой именно клавиатуре и не сомневаюсь в важности компьютеров. Но мне бы не хотелось, чтобы рояль больше не звучал для нас.

**********

Найдорф М.И. ВСЕ ИСКУССТВА СОЗДАНЫ РАВНЫМИ?
Заметка была опубликована в 1997 году в газете «Одесские деловые новости – «OBN»

"Размышления культуролога", напечатанные в предыдущем номере OBN ("ИСКУССТВО БЕЗ НАС"), были посвящены тому, как меняются в общем мнении современные представления о том, что считать искусством, и как эти изменения могут сказаться на судьбе самого искусства. Прочитав этот материал, мой давний приятель, Сергей Горяистов (S.Goryaistov), живущий сейчас в Вашингтоне, США, прислал по электронной почте свои соображения, часть из которых, по моему представлянию, может быть интересна нашим читателям как "взгляд с другой стороны". "Начнем с того, пишет Горяистов, что лингвистическая тенденция, описанная в твоей статье, была отмечена еще Робертом Музилем в его романе "Человек без свойств": герой приходит в ужас от выражения "гениальная скаковая лошадь" и, насколько я помню, для автора эта рядоположенность является признаком все общей дегуманизации. Нечто подобное испытал герой романа Герма на Гессе "Степной волк", которого шокировало помещение музыки Моцарта и джаза в один контекст.

Должен заметить, что подобное шокировало раньше и меня, – пишет Сергей, –но теперь, после 9 лет жизни в плюралистическом обществе, я смотрю на вещи иначе. Одна из самых моих любимых радиопередач называ ется Schickolie Mix. Ведет ее профессор-музыковед Peter Schickolie и эта передача "предана мысли, что вся музыка творится равной, или, согласно Дюку Эллингтону, "если звучит хорошо, то это хорошо". Здесь подразумевается ссылка на Gettisburg Address ["Геттисбургскую речь" А.Линкольна 1863 года], которая в контексте звучит так: "Восемьдесят семь лет тому назад наш Отец привел к жизни на этом континенте новый народ, рожденный в свободе и В ПРЕДАННОСТИ МЫСЛИ, ЧТО ВСЕ ЛЮДИ СОЗДАНЫ РАВНЫМИ...". Все американские школьники знают этот текст наизусть точно как мы знаем "Чуден Днепр при тихой погоде". Т.е. я сжился с мыслью, что хороший джаз это хорошо, и хороший рок это тоже хорошо, а плохой Бетховен это плохо.

Что же касается живописи, то [упомянутые в заметке] "жестянки с супом" висят под одной крышей с Рембрандтом и Пикассо. Но меня же никто не заставляет на них смотреть! "Взгляни, и мимо", как заметил Данте. Когда у меня хорошее настроение я читаю хорошую литературу, когда же мне тошно, я читаю фантастику, при условии, что ОНА ХОРОШО НАПИСАНА. [Упомянутую там же] "Sweet Pain" я не прочту ни за какие деньги, а вот великолепно написанную тетралогию by Dan Simmons (Hyperion, The Fall of Hyperion, Endimion, The Rise of Endimion), всего 2.400 страниц, я прочел взахлеб, и вам советую прочесть. Что же касается "Буранного полустанка" Чингиза Айтматова, то я бы, наверное, сейчас его читать не стал нервы уже не те. Короче, я думаю, что если некое произведение хорошо звучит / смотрится / читается, то оно принадлежит к тому же ряду, что и классические произведения. Так что ситуация здесь не альтернативная, она не "или-или", но "и-и"-ситуация, где выбор зависит от настроения человека". Вот, собственно, все.

Когда я писал о том, что в наше время слишком многое, на мой взгляд, уравнивается в правах под почетным именем искусства, я не думал, что корни этой тенденции можно отыскать еще в идеях равенства Французской и американской революций конца 18-го века. Верно, я думаю, что социально-правовое уравнение граждан с тех пор стало ведущим стремлением для народов и стран, основанных на принципах либеральной демократии. Но не верно, по-моему, то, что либеральная демократия до сих пор была наиболее благоприятной средой для существования искусства в его классических формах.

Придворная опера и балет, придворный театр и поэзия, придворная живопись и придворная симфония, когда они в прошлом веке выходили на рынок публичной жизни, терпели колоссальный урон до тех пор, пока не приспосабливались ко вкусам широкой публики, требовавшей наивной простоты народной сказки, и, в сущности, развлечений: не оперы, а мюзикла, не балета, а канкана, не трагедии, а мелодрамы, не симфонии, а кадрилей и вальсов, не поэзии, а злободневных куплетов и т.д. То, что создавалось вопреки вкусам большинства, "во имя искусства", оплачивалось, чаще все го, здоровьем, судьбой и самой жизнью авторов неудачников своего времени.

Но кто сегодня усомнится в респектабельности жанров "низкого происхождения"? Кто в наше время решится сказать, что хороший роман следует считать явлением более значимым, чем блестящую серию комиксов на тот же сюжет? "Что хорошо смотрится, то хорошо". Размышляя в прошлый раз, я лишь выразил мнение, что "в этом смешении дорогого и дешевого, серьезного и легкомысленного, подлинного и притворного выигрывает то, что дешевле, доступнее и проще", а проигравший выбывает, как "классика" из радиопрограмм.

Но об этом мой приятель промолчал. Согласился?