М. Найдорф.
Изобретение интонации
Об исполнении. О том, что
смысл/значение текста образуется с учетом его содержания (что было сказано) и
его интонирования (как было сказано). И это касается не только музыкального
исполнения
Интонация
Вы могли бы на слух различить молитву верующего человека и
чтение этой молитвы человеком не верующим – для какой-нибудь практической цели,
например, для демонстрации текста или более тщательного его изучения? Многие
могут. Но, что они различают? Текст-то в обоих случаях один! А розыгрыши? Вам
говорят новость, которая вовсе не новость, а выдумка. Некоторые люди умеют
«слышать по голосу», что их ради смеха дурачат. Что они слышат, помимо слов?
Тут нужна интуиция, обращенная не к словам, а к самому
звучанию голоса. К интонации произнесения, которая, как видим, говорит об
отношениях, в которые текст помещен между людьми. Смысл текста, таким образом, образуется с
учетом его содержания (что сказано) и его интонирования (как сказано). И действительно,
самый содержательный текст, произнесенный безразлично, может показаться
слушателю не стоящим внимания, а банальность, высказанная «со значением»
(например, по телевизору), может привлечь внимание как будто она новость.
«Интонация» – в самом широком смысле – постоянный элемент
человеческого (не машинного!) общения. Можно сказать, что интонация – это
смысловая характеристика поступка. Улыбка может быть интонационно искренней или
деланной, приветливой или ироничной, победительной или подобострастной и т. д.
насколько хватит разнообразия человеческих [297] отношений. Сидящий человек может подняться к вам
торжественно, а может угрожающе, и вы это почувствуете. Но и картина, скажем,
написанный художником «букет в вазе», интонационно может выглядеть мечтательным,
будоражащим, умиротворенным и т.д.
Текст
Чаще всего интонация рождается вместе с текстом – под
влиянием обстоятельств, вызвавших к жизни сам текст, и они тогда
сливаются. Люди выражаются одновременно
и словами, и интонацией: ругаются или восторгаются, или спрашивают – с
соответствующей интонацией. Поэтому, отдельно интонацию мы обычно не осознаём.
Но бывают случаи, когда текст записан заранее. И тогда
обстоятельства, его породившие, легко могут не совпадать с обстоятельствами,
при которых текст, законсервированный в письменных знаках, приобретает свою
новую живую сиюминутность. Впрочем,
есть много текстов, которым «всё равно» как их будут озвучивать. Например,
какая-нибудь инструкция или фрагмент из учебника химии сохранят свой смысл при
любом интонировании. Но речь президента на юбилейном митинге должна прозвучать
с надлежащими интонациями, хотя текст её написан заранее и, зачастую, не самим
оратором, а его помощниками.
Назовём такое озвучивание заранее готового текста
исполнением. А если текст создаётся в момент его озвучивания, то –
импровизацией. Нет никакого сомнения, что президент мог бы сымпровизировать
свою речь. Но было решено, что предварительная разработка текста сделает речь
более содержательной и эффективной.
С давних времен тексты, церемониально произносимые от имени
институций (властей или культов), импровизировали, со временем они
стабилизировались в устной традиции, а позже – и средствами письменности.
Значит, в звуковом публичном представлении их уже исполняли. Для нашего времени
буквенный способ фиксации предпочтительней канонического, так как [298] позволяет при
необходимости каждый текст, например, каждую речь президента, делать не похожим
на другие. В традиционных обществах от владыки требовалась, наоборот,
максимальная повторность. Полнотекстовое запоминание, поэтому, было необходимым
навыком в профессии жрецов и высших администраторов в обществах Древности.
«Вещь»
искусства
Вещи, которые мы относим к предметам искусства, иногда
говорят сами за себя (например, здания, скульптуры, картины), но в некоторых
случаях необходимо их живое исполнение. В театре чаще всего исполняют пьесу,
которая предварительно существует в буквенной записи. Так же и в той музыке,
которую мы называем классической (композиторская музыка Нового времени, XVII-XX
вв.). Таким образом, и классический театр, и классическая музыка – это
исполнительские искусства. За пределами собственно классики в мире музыки
существуют различные традиционные и импровизационные практики (одна из них –
джазовое музицирование). То же и в театре. Вспомним, например, ренессансный вид
театральных импровизаций – комедия дель арте. Бывают и разные пограничные
формы, например, репризы ковёрного в цирке.
Для нас важно, что в музыкальном искусстве последних к нам
двух столетий наиболее уважаемыми были те формы музицирования, которые
основывалось на исполнении в условиях концерта полностью завершенного и
письменно зафиксированного во всех деталях сочинения, «вещи» искусства. Такая
практика позволяла автору создавать всё более сложный, содержательный и
оригинальный текст ранга симфонии, например. Но живое интонирование такой
«вещи»-проекта выросло в значительную проблему. Дело в том, что художественное
произведение обсуждаемой эпохи не могло быть озвучено в одной единственной
интонации. Сложное сопоставление и противопоставление в нем мотивов требует
соответственно разнообразного интонирования каждого из множества элементов
произведения.[299]
Для сравнения можно напомнить об образной системе
классического романа, общее настроение которого синтезируется из многогранного
опыта переживания текста читателем, причем, один и тот же читатель в разное
время своей жизни придаст разное значение разным элементам сочинения.
Общеизвестно, что молодые читатели в большинстве своем пропускают описания, но
зорко следят за любовной линией, например. Повзрослев, они с большим интересом
вчитываются в систему мотивов и чувств персонажей, интересуются технологией социальных
связей и т.д. На соотносительную значимость элементов текста для читателя могут
оказать влияние также важные события окружающего мира.
В чем-то подобный интонационный выбор делает и исполнитель
классической музыки. В революционную эпоху первой половины ХХ века соната
Апассионата Бетховена многим казалась бесспорным произведением революционного
содержания, как и «революционный» этюд Шопена. Но со сменой доминирующих
настроений интонирование этих произведений у большинства исполнителей престало
звучать в поэтике восстания, приобретя более личный, хотя и тот же страстный
смысл.
А вот пример разнообразных интонационных прочтений последней
части Седьмой симфонии Бетховена (заимствую с сайта Belcanto.ru): «Финал
симфонии представляет собой «какую-то вакханалию звуков, целый ряд картин,
исполненных беззаветного веселья...» (Чайковский). <…> Вагнер называл
финал дионисийским празднеством, апофеозом танца, Роллан — бурной кермессой,
народным праздничным гуляньем во Фландрии. В музыке слышатся отголоски плясовых
песен Французской революции, в которые вкрапливается оборот украинского гопака;
побочная написана в духе венгерского чардаша. Таким празднеством всего
человечества заканчивается симфония (Л. Михеева)». От дирижера-исполнителя
зависит, какая из этих или изобретённая другая интонация возобладает, задаст
смысловые рамки при восприятии этой музыки в концертном зале.[300]
Вывод
Стабилизация текстов средствами коллективной памяти (канон)
и средствами алфавитной записи (буквами, нотными знаками) ставит разные задачи
перед исполнителями. Традиция, социальный механизм передачи канона в
поколениях, удерживает не только собственно слова, но и соответствующие им
ритуальные жесты, мизансцены и интонации произнесения. Буквенная или нотная
запись абстрагирует текст от условий его живой передачи, из которых
важнейшее – это убедительное
интонирование. Поэтому главной творческой задачей исполнителя оказывается
изобретение интонации. Можно блестяще сыграть все ноты, но не угадать с исполнительской
интонацией, и успеха не будет.
Без интонации живой коммуникации не бывает. Найти нужную
интонацию артисту помогает опыт учебы, внимание к достижениям коллег. Но
главное – интуиция, чувство своего времени. В ней – вся суть исполнительского
творчества.
Комментариев нет:
Отправить комментарий