В конце концов, дело не в том, «что хотел передать» автор художественного произведения, но в том, какое понимание родилось в человеке воспринимающем (читателе, зрителе, слушателе) при встрече с художественным произведением.
Нужно назвать два условия. Во-первых, должна состояться сама «встреча». Непосредственное соприсутствие воспринимающего и вещи искусства — условие первое, необходимое, но недостаточное.
Важно, во-вторых, чтобы сочиненное автором стало проблемой воспринимающего, предстало ему таким содержанием, к которому нет у него ключа, но есть азарт преодоления первоначальной чуждости оригинального, азарт преобразования инородного содержания — в свое, понятное, в завоеванное пространство, в котором научаешься свободно ориентироваться.
Мотивом может быть просто доверие к автору, а может быть азарт игрока, или чувство долга, или зов самоутверждения, или стремление пройти тест на групповую принадлежность и т.д. Но мотив должен быть, потому что восприятие вещи искусства — это не созерцание ее, это создание собственного понимания того, что предложено автором. Но в сфере свободы, каким является вся система искусства, человек волен отвернуться от проблемы постижения. И тогда созерцание вещи искусства не будет преодолено, знакомство не станет открытием, вторым художественным актом, завершающим акт творения. Человек также волен вступить в борьбу за преодоление своеобычности художественного содержания, в борьбу, в которой победа — это создание собственного понимания вещи.
В этой модели присутствуют два соучастника процесса. Оба они свободны в своих намерениях и действиях, но оба погружены в мотивирующий их жизненный мир. И только от мощи мотивации зависит, найдут ли они энергию действия, чтобы осуществить каждый свою творческую работу. Мотивационная система так или иначе присутствует в этом партнерском общении, хотя кажется, что это дело только двоих — автора и читателя (зрителя, слушателя).
Когда нью-йоркский юрист покупает абонемент в Метрополитен оперу, потому что его родители посещали оперу, и родители его родителей регулярно посещали «Мет», то он следует традиции. Но, что этот человек делает в зале: созерцает «прекрасное» или преодолевает барьер его внеположности — этого не узнать без специального изучения вопроса. Понятно только, что для этой трудной душевной работы, требующей внимания, эмпатии, догадливости, воображения и т.п., нужна мотивационная база, согласно которой душевное усилие во время спектакля и после него в итоге усиливает и обогащает человека.
Теперь понятно, что должно произойти в этом случае, если «третья сторона» провозглашает комфорт естественной, базовой потребностью человека. Комфорт — это условия, в которых человек чувствует себя удобно и надежно, «благодаря сохранению последовательности привычных действий и получения предполагаемого результата». Значит, именно своеобычность вещи искусства послужит основанием отвернуться от нее. Исключение — люди, по природе своей склонные к познавательной авантюре. Для них оказывается достаточно тех коммуникативных приемов и средств, направленных на читателя (зрителя, слушателя), которые встроены в сами художественные произведения (разбор этой технологии содержится в статье автора этих строк о «письме Татьяны» в романе А. С. Пушкина).
Что же остается? Тривиальность. Со стороны автора — умерить своеобычность произведения, сделать его похожим на другие, чтобы не создавать проблем понимания. Со стороны потребителя — свести восприятие к созерцанию узнаваемого (похожего на другие). Таково современное массовое искусство, у которого с классическим «проблемным» общее только имя. Другой путь к замыканию коммуникативной цепи — творчество шокирующее, изобретательно провокативное, предполагающее «встряску чувств» и, тем самым… исключающее любую попытку преодолеть барьер непонимания.
Но, снять эту задачу — значит выйти из мира искусства.
-----------
Опубликовано:
https://www.koine.community/marknaidorf/%D1%82%D1%80%D0%B5%D1%82%D1%8C%D1%8F-%D1%81%D0%B8%D0%BB%D0%B0/?fbclid=IwAR0-gP6KksWZEIvqUSkl1QVUUY15loyVRxInZMZd654V1po6irxIGtKT-44
Комментариев нет:
Отправить комментарий